Калерия кислова биография личная жизнь. Калерия кислова: никогда в жизни не встречала настолько душевного и благородного человека, как гейдар алиев - фото. Он всегда знал, кому нужна помощь
, СССР
Калерия Венедиктовна Кислова (род. 20 апреля , село Каргат , Сибирский край) - режиссёр советского и российского телевидения. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1985), лауреат Государственной премии СССР (1977). В 1977-2006 годах - главный режиссёр программы «Время » .
Биография
Детство провела в сибирском селе Маслянино, увлекалась прослушиванием пластинок с цыганскими песнями . В 15-летнем возрасте, узнав о гастролях театра «Ромэн » в соседнем Новосибирске , отправилась туда, чтобы увидеть своего кумира - артистку Лялю Чёрную . Посещая спектакли, смогла познакомиться с Лялей и под её влиянием решила связать жизнь с театром .
Училась в студии новосибирского театра «Красный факел », а затем - в , после окончания вуза некоторое время работала в провинциальных театрах.
В течение нескольких десятков лет руководила съёмками главных событий страны (Олимпиады-1980, первого телемоста между СССР и США и т. д.) и её руководителей (по словам Е. Андреевой , Кислова была единственной, кому Б. Н. Ельцин «позволял поправлять себя, пересаживать, правильно ставить свет») , единственной из редакции имела доступ к государственной тайне . С 1975 года фактически была личным режиссёром Л. И. Брежнева , который с подачи Гейдара Алиева называл Калерию «наша Мисс Телевидение» .
Калерия Кислова сопровождала Л. И. Брежнева во время поездок по стране и за рубежом. По словам Калерии Венедиктовны, он всегда называл её «Мисс телевидения», всегда расплывался в улыбке при встрече с ней. В 1980 году она сопровождала его в Дели во время визита Генерального секретаря ЦК в Индию.
В 2006 году ушла с должности главного режиссёра и стала режиссёром-консультантом, по состоянию на 2019 год - один из старейших работников «Первого канала » .
Семья
Родители поженились в 1926 году. Мать - Феона Степановна Кобякова (? - 1981), умерла в почтенном возрасте. Своего деда по материнской линии Степана Кобякова К. В. Кислова не помнит. Однако её бабушка по материнской линии Александра Георгиевна Кобякова умерла в 1930-е годы, когда её внучка Калерия уже ходила в школу.
Отец Венедикт Александрович Кислов был настоящим таборным цыганом. По профессии - агроном. Умер в 1981 году.
Дед по отцу Александр Кислов тоже был настоящим таборным цыганом. Калерия его тоже не помнит, так как он умер в декабре 1926 года, через 8 месяцев после её рождения. А бабушку по отцу Екатерину Степановну Кислову она очень хорошо помнит. Сама Калерия Венедиктовна говорит: ,Всегда считала себя русской, хотя во мне присутствовала и цыганская кровь’’.
Брат - Пётр Венедиктович Кислов.
Муж - ? (жив), работал на Центральном телевидении СССР.
Сын - Михаил Кислов, пошёл по стопам родителей - работает на телевидении, но не на центральном канале.
Внук - также работает на телевидении, бывал в многочисленных командировках.
Награды
Примечания
- Ярошенко, Александр . Калерия Кислова: Главный кадр - за кадром , Российская газета - Неделя, № 7307 (141) (2 июля 2017). Дата обращения 16 августа 2017.
- «Время» - «50 лет в эфире»! // Сайт премии «ТЭФИ»
- Калерия Кислова в передаче «Винил» радиостанции «Эхо Москвы» от 11 апреля 2013
- Аннапольская, Светлана Ильинична. Акватория любви: театр - моя душа, телевидение - жизнь. - Москва: Звонница-МГ, 2002
- Указ Президиума ВС РСФСР 1264 О присвоении почетного звания «Заслуженный деятель искусств РСФСР» Кисловой К. В. // «Ведомости Верховного Совета СССР», 1985
- Сегодня поздравления с юбилеем принимает легенда российского телевидения - режиссёр, заслуженный деятель искусств Калерия Кислова // А. Зотов, «Первый канал»
Е. Афанасьева ― Добрый вечер, в эфире «Телехранитель», программа о сути телевидения и о тех, кто определяет и хранит эту суть. В студии Елена Афанасьева, и, как всегда по воскресеньям, говорим мы с вами о персонах, программах, событиях и антисобытиях, которые влияют на то, каким наше телевидение будет сегодня и завтра.
Сегодня у нас в гостях человек, который стопроцентно повлиял на то, каким наше телевидение становилось за эти годы, потому что это легенда нашего телевидения – Калерия Венедиктовна Кислова, человек, который вел прямые эфиры всего и вся, начиная с 60-х годов Центрального телевидения и до 90-х.
К. Кислова ― Не до 90-х, почему.
Е. Афанасьева ― До 2000-х.
К. Кислова ― И в 2000-м тоже. Я перешла в 2003-м уже в другое…
Е. Афанасьева ― В консультанты. Калерия Венедиктовна Кислова, режиссер Центрального телевидения, потом уже телекомпании «ОРТ» и «Первый канал». И человек, который, ну, вот действительно легенда абсолютная. Если вы сейчас смотрите сетевизор, вы можете увидеть Калерию Венедиктовну и никогда в жизни не поверите, что в этом году – она не скрывает – отметила 90-летие. Это фантастика, это просто фантастика. И поражает нас всех жизнерадостностью, бодростью и, главное, феноменальной памятью. Калерия Венедиктовна помнит все.
Я хотела вас все равно спросить, раз мы сегодняшнюю тему назвали «Телевидение от Брежнева до Путина», я думаю, что все равно слушателям в первую очередь, несмотря на то, что вы сделали огромное количество разных передач, прямых эфиров, трансляций, парадов, олимпиаду вели и прочее.
К. Кислова ― От открытия до закрытия.
Е. Афанасьева ― Вероятно, раз такая тема манкая, интересно узнать: а вы каждого лидера советского, а потом российского государства знали лично?
К. Кислова ― Да. Да, так сложилось. Так получилось, что я делала очень много передач, и фильмы делала, и трансляции прямые вела. А вообще пришла на телевидение, когда и записи не было, все передачи шли живьем. Ну, вот потом получилось так, что я стала работать в главной редакции информации и вела программу «Время». И потом меня вот параллельно еще назначили работать, так сказать, вести, всякие записи тогда уже появились и трансляции, связанные с первыми лицами. И получилось так, что с первым я начала работать с Леонидом Ильичом Брежневым, с ним проработала до конца его, так сказать, работы. До конца его жизни фактически.
Е. Афанасьева ― Трансляцию похорон тоже вы вели, наверное.
К. Кислова ― Трансляцию похорон тоже. И причем вот я с ним ездила в командировки и по стране, и за рубеж. Я не политик, я просто режиссер и всегда хотела делать свою работу так, чтобы было за нее как-то не стыдно. Особенно когда стала работать вот с первыми лицами – это все-таки престиж государства. И я, конечно, старалась и Леонида Ильича показать так, чтобы…
Е. Афанасьева ― Аккуратненько.
К. Кислова ― Да, чтобы все было нормально.
Е. Афанасьева ― Потом череда была у вас подряд первых лиц.
К. Кислова ― Да, потом, когда Леонид Ильич умер, я даже, честно говоря, 10 ноября 82-го года прошлого века, меня просто вызвали с дня рождения моего свекра, не сказали, куда и что, и ночью меня увезли в Колонный зал, и в Колонном зале я сидела, приехала туда где-то около 11 вечера, ждала до 2 часов ночи в полном неведении, что здесь будет происходить, и для чего меня сюда позвали. Я вот одна в большом Колонном зале темном.
Е. Афанасьева ― То есть, вас вызвали, чтобы организовывать трансляцию.
К. Кислова ― И только уже в третьем часу появились люди, которые этим занимались, ближайшее его окружение, охрана и начальник девятого управления, которое занималось охраной первых лиц государства. И тогда только я узнала, что Леонид Ильич умер. Меня, собственно, вызвали для того, чтобы я определила, какая у меня здесь будет стоять техника, где будут стоять камеры – в общем, решить все такие вопросы.
Е. Афанасьева ― А потом Юрий Владимирович Андропов практически не появлялся на экране, когда он был генсеком, он же болел.
К. Кислова: Я ― то его узнала раньше, потому что было такое очень неприятное время, когда я ездила с Брежневым в Узбекистан, в Ташкент, и там произошло на авиационном заводе… короче говоря, там обломился какой-то балкон, там на него посыпались люди. И у меня пленку эту изъяли.
Е. Афанасьева ― На Брежнева посыпались люди?
К. Кислова ― Да, на Брежнева. И потом шло расследование. У меня эту пленку украли просто практически. Потому что я ее положила в сейф на сохранение там же в Ташкенте, а ее изъяли, ну, органы безопасности местные, которые проморгали это. И потом началось расследование такое, меня без конца, в общем, вызывали. И последняя инстанция была, меня когда вызвали к Юрию Владимировичу Андропову.
Е. Афанасьева ― То есть, он сам разбирался.
К. Кислова ― Да. Ну, потому что это очень серьезно. Собственно, им надо было определить, как это: или это был подстроенный какой-то акт, или это была случайность. Вот его с этой стороны больше интересовало. И мы с ним довольно долго, в общем, в течение нескольких часов тоже ночных, я была у него в кабинете на Лубянке, как тогда Джержинка называлась. То есть, теперь называется, а тогда была Дзержинка. И я ему все это дело рассказывала. Это был 82-й год, конец апреля, с ним вот встреча, и он был очень бодрый.
А потом он стал генеральным секретарем после Леонида Ильича. Я с ним встречалась. Сначала он не хотел вообще, чтобы его показывали. Он говорил: перекормили мы телевидение, перекормили, поэтому не надо. Показывать на фотографиях то, что происходит, приемы какие-то – это тоже не выход из положения. И я была у него вот…
Е. Афанасьева ― Вы его убеждали, что надо показывать.
К. Кислова ― Да, я убеждала, что пусть немного, но все-таки… Потому что когда прислали фотографию, где награждали много-много всяких выдающихся людей, в том числе и Михаила Сергеевича…
Е. Афанасьева ― Еще молодого.
К. Кислова ― Да. И они там все сидели в линеечку, а мне показывать потом эту фотографию в программе «Время», ну, просто невозможно. И я сказала, что лучше, чтобы вот так…
Е. Афанасьева ― Все-таки была съемка.
К. Кислова ― Пусть без звука, пусть так. Ну, мы начали, в общем, стали нас приглашать.
Е. Афанасьева ― Как это теперь называется, на паркет, да?
К. Кислова ― Но он очень быстро заболел и очень быстро как-то…
Е. Афанасьева ― То есть, он чуть больше года пробыл, потом…
К. Кислова ― Он побольше года пробыл, да.
Е. Афанасьева ― Да, он в феврале умер. Был Черненко, который был не менее больной.
К. Кислова ― И потом Константин Устинович пришел Черненко, с которым я тоже была знакома, причем я знакома с ним была за несколько лет до этого.
Е. Афанасьева ― Калерия Венедиктовна – я, во-первых, напомню, что это легендарная Калерия Венедиктовна Кислова, режиссер Центрального телевидения. Мы с ней вспоминаем, что она знала всех лидеров государства, вела трансляции, снимала.
Если у вас есть вопросы - +7-985-970-45-45, пожалуйста. Это уникальный наш сегодняшний гость, может рассказать всю историю нашего телевидения.
Я вспоминаю свое глубокое детство и кадр, когда Черненко показывали, он якобы голосовал – а это, видно, ему в больнице делали избирательный участок, или что? Расскажите секреты. Какое-то это было очень странное такое детское мое воспоминание.
К. Кислова ― Сделали, так сказать, оформление как избирательный участок.
Е. Афанасьева ― Прямо как нормальный участок.
К. Кислова ― Но, конечно, все равно было понятно… Меня потом очень многие спрашивали наши коллеги из-за рубежа, которые здесь были аккредитованы: где ты его, где?.. Ты снимала? Где? Чего? Ну, в общем, так получилось, потому что он был в больнице, и он голосовал там.
Е. Афанасьева ― Ну что, теперь уже осталось перейти к более длинной эпохе Горбачева.
К. Кислова ― А потом появился Михаил Сергеевич, энергичный, молодой тогда. И он сначала тоже как-то так к телевидению не очень хорошо относился.
Е. Афанасьева ― Не очень?
К. Кислова ― Поначалу – да.
Е. Афанасьева ― Почему?
К. Кислова ― Он сначала сказал, что не надо, чтобы со мной ездили, не надо, чтобы вот… Он поехал в Питер первый раз, Ленинград тогда назывался. И там его первый раз – он там выступал и встречался с народом, и работало с ним телевидение ленинградское.
Е. Афанасьева ― А, то есть, даже не поехало Центральное телевидение.
К. Кислова ― Да. А вторая его такая поездка была в этом же 85-м году, в начале сентября, и он поехал в Тюмень. И там вот мы с ним совершенно случайно… А меня послали с операторами туда. И там случайно совершенно он сам ко мне подошел. Не знаю, он не знал, чисто случайно. Он решил, что я там какой-то…
Е. Афанасьева ― Начальник.
К. Кислова ― Нет, в обкоме, мы с ним встретились в обкоме. Я стояла там у стенки за колонной, чтобы пропустить, когда они там шли. А я там устанавливала камеры в зале, потому что чужая ПТС, без операторов, операторов я ставила киношных. И, в общем, вот такая вот была заваруха. И вот он увидел, подошел и спросил у первого секретаря обкома, говорит: что это у тебя тут женщины за колонной где-то тут прячутся?
Е. Афанасьева ― Перепуганный секретарь обкома не знал, что сказать.
К. Кислова ― Тот меня впервые видел, тоже не понял. Ну, тут к нему подошел генерал такой Плеханов был, начальник девятого управления при нем…
Е. Афанасьева ― И объяснил, кто вы такая.
К. Кислова ― Нет, он не объяснил. Он сказал: Михаил Сергеевич, это наша. Михаил Сергеевич решил, потом он мне сам сказал: я же думал, что мне, как Каддафи, набрали охрану из женщин. И он так посмотрел на него, руку мою так сразу отпустил, потому что он до этого здоровался.
Е. Афанасьева ― Вдруг сломаете.
К. Кислова ― И говорит: ну, Юрий Сергеевич, ты даешь! Повернулся и пошел.
Е. Афанасьева ― То есть, он решил, что вы охрана.
К. Кислова ― Да, но я тут не растерялась, я Юрия Сергеевича тогда за пальто…
Е. Афанасьева ― Да, если я ваша…
К. Кислова ― Мне надо было улететь в Целиноград, то есть теперешняя Астана. Потому что Михаил Сергеевич улетал туда.
Е. Афанасьева ― А вам надо было готовить съемку.
К. Кислова ― А мне нужно было хотя бы с ним туда прилететь. Потому что небо закрыто и никакие самолеты не взлетают.
Е. Афанасьева ― А небо закрыто потому, что он должен лететь.
К. Кислова ― Потому, что он должен лететь через три или четыре часа. И я тогда: Юрий Сергеевич, мне надо улететь в Астану, то есть в Целиноград. Ну, он мне объяснил, что мне надо сделать. Поезжай после этого, мы, - говорит, - будем обедать, а ты поезжай туда, скажи там такому-то, чтобы тебя посадили в основной самолет. И я полетела с ним туда.
Е. Афанасьева ― И когда же Михаил Сергеевич узнал, что вы все-таки режиссер Центрального телевидения, а не его охранник?
К. Кислова ― Когда они ехали после обеда или до обеда…
Е. Афанасьева ― Ему все-таки объяснили.
К. Кислова ― … ему Юрий Сергеевич объяснил, кто я. И тогда Михаил Сергеевич сам ко мне пошел знакомиться. Он уже знал имя, он подошел, говорит: «Ну, Калерия, давай будем знакомиться». – Давайте!
Е. Афанасьева ― А выходы его в народ – вот это все вы тоже снимали? Он же любил вот остановиться где-то посреди города…
К. Кислова ― Конечно, потом все…
Е. Афанасьева ― А как же это можно было организовать технически? Я знаю, что это пугало охрану. А вот как вы снимали это, когда он незапланированно останавливался, хоть где-то в России, в Советском Союзе, хоть в Европе или в Америке?
К. Кислова ― Везде. Потому что я обычно ехала в головной машине перед ним.
Е. Афанасьева ― А операторы ваши где ехали?
К. Кислова ― С операторами.
Е. Афанасьева ― Тут выбегали…
К. Кислова ― Да, и мы тут же выбегали. Почему мы и в Ташкенте оказались, когда Леонид Ильич, когда на него свалилась эта палка.
Е. Афанасьева ― Тоже впереди были.
К. Кислова ― Потому что единственные мы там были, больше никого, всех остальных отправили в Ташкент. А его первый секретарь ЦК Узбекистана уговорил.
Е. Афанасьева ― Значит, получается, вы познакомились с Михаилом Сергеевичем, ездили с ним на все его исторические визиты, все вот эти съезды народных депутатов.
К. Кислова ― Да.
Е. Афанасьева ― Партконференция, где Ельцин уходил – все вы снимали?
К. Кислова ― Все я, да.
Е. Афанасьева ― То есть, все вы. Потрясающе! И отставку Михаила Сергеевича вы снимали?
К. Кислова ― И отставку Михаила Сергеевича – я.
Е. Афанасьева ― То есть, тоже грустную всю эту историю.
К. Кислова ― Да.
Е. Афанасьева: 25 ― го, да, по-моему?
К. Кислова ― 25 декабря 91-го года. И после этого вот… и, опять же, у меня все время как-то получалось как бы из-за такта. Потому что вот Борис Николаевич – с Борисом Николаевичем я первый раз встретилась на военном заводе в Зеленограде у нас здесь, когда он еще приехал из Свердловска и стал первым секретарем МГК.
Е. Афанасьева ― Горкома партии.
К. Кислова ― Ну, Московский городской комитет партии.
Е. Афанасьева ― Это не все сейчас уже молодые слушатели знают, поэтому мы расшифровываем.
К. Кислова ― И мы приехали туда, там был закрытый цех, нам сказали: погуляйте немножко. А была жара, июль месяц, пекло такое. Я там села на скамеечку во дворе, где пекло, скамеечка одна единственная стояла под деревом. Я там села одна и сижу. И идет Ельцин, новый секретарь МГК, Московского комитета партии, в сопровождении одного какого-то мужчины. Они что-то идут разговаривают так. А двор пустой, все же очистили.
Е. Афанасьева ― Одна вы там.
К. Кислова ― Да, и я одна только сижу. И я слышу… они так далеко проходили, и вдруг Борис Николаевич говорит: давайте посидим вот здесь, здесь хоть тень. И они подходят.
Е. Афанасьева ― К вам.
К. Кислова ― Я чувствую, что другой скамейки нет…
Е. Афанасьева ― То есть, они просто к вам идут.
К. Кислова ― Да, они прямо так направляются. Он подходит, говорит: здравствуйте. Я говорю: здравствуйте, Борис Николаевич. Он говорит: а можно с вами тут вот?..
Е. Афанасьева ― Присесть.
К. Кислова ― Присесть. Я говорю: конечно. Я так сразу сдвинулась на краешек. Ну, там скамейка большая, такая лавочка, как я сказала. И мы, значит… И он стал сам со мной разговаривать. Он говорит: а почему вы не там? Я говорю: меня не пустили. – Журналист? Я говорю: да не совсем. – А что значит не совсем? Я говорю: я вообще режиссер. - А вот интересно, а что делает режиссер? Я ему стала рассказывать. И мы с ним, наверное, часа полтора, не меньше, сидели разговаривали. Потом там обед был, и после обеда был другой цех, и все. Я только, единственное, я не помню, то ли он… по-моему, я ему визитную карточку не давала. Или как-то… я не знаю.
Е. Афанасьева ― В общем, запомнил он вас.
К. Кислова ― Он меня запомнил. Это же был еще 86-й, по-моему, год. И в 91-м году, когда вот он стал…
Е. Афанасьева ― Уже президент России.
К. Кислова ― Президентом России пока еще, тогда еще Россия, и еще СССР существовал. И когда Михаил Сергеевич подписал указ о своей отставке…
Е. Афанасьева ― И вы это все транслировали.
К. Кислова ― Я его и провожала, и вывела туда вот в эту зеленую гостиную, там было очень много журналистов, много камер. Я ему объяснила, куда смотреть, там, что. Потому что это прямой эфир был, не запись.
Е. Афанасьева ― Мы сейчас на вот этой животрепещущей ноте рассказа об отставке Михаила Сергеевича, как Калерия Венедиктовна Кислова снимала отставку Горбачева и дальше начало телевизионной эры Ельцина – мы прервемся на выпуск новостей на «Эхо Москвы» и продолжим наш разговор в программе «Телехранитель».
Е. Афанасьева ― Мы продолжаем программу «Телехранитель», в студии Елена Афанасьева, в гостях сегодня у меня легенда нашего телевидения – Калерия Венедиктовна Кислова, режиссер Центрального телевидения, потом «Первого канала», человек, который снимал все ключевые события истории страны. И мы начали вспоминать, как она работала с лидерами государства, дошли уже до истории, когда уже слагал свои полномочия Михаил Сергеевич Горбачев и приходил к власти – в конце это 91-го года – Ельцин.
Итак, вы закончили снимать отречение Горбачева, это шло в прямом эфире. И тут же пришлось снимать, наверное, Бориса Николаевича.
К. Кислова ― Нет.
Е. Афанасьева ― Нет, не тут же?
К. Кислова ― Борис Николаевич не приезжал туда. Мы закончили в шесть часов, в восемнадцать шла эта живая передача, опускался флаг над Кремлем, поднимали триколор – это тоже…
Е. Афанасьева ― То есть, у вас отдельные камеры стояли.
К. Кислова ― Да, я показывала и флаг, и Михаила Сергеевича, который, так сказать, подписал указ. И даже когда он расписывался, стояла у меня камера на его руку, которая подписывала этот указ.
Е. Афанасьева ― Исторический документ. А Ельцина надо было, наверное, уже снимать с новогодним…
К. Кислова ― Да, а на второй день…
Е. Афанасьева ― На следующий день.
К. Кислова ― Да. И буквально на второй день - я уже вот сказала, что с Ельциным я познакомилась на военном заводе в Зеленограде, но это было за много лет до этого события, в 86-м году. А тут на второй день мне сказал наш главный редактор – тогда это был Добродеев…
Е. Афанасьева ― Олег Борисович, ныне руководитель ВГТРК.
К. Кислова ― И он мне сказал, что нужно ехать…
Е. Афанасьева ― В Кремль.
К. Кислова ― … в Кремль к Борису Николаевичу. Я решила, что не очень как-то удобно: я вчера попрощалась с Михаилом Сергеевичем, как-то сразу… Я говорю: давай кого-нибудь другого. И мы отправили туда… Но еще на следующий день…
Е. Афанасьева ― Все-таки вызвали вас.
К. Кислова ― Да. Тот же самый Добродеев…
Е. Афанасьева ― Умели вы запомниться лидерам государства, Калерия Венедиктовна.
К. Кислова ― Он сказал: ты что, с ним знакома? Я говорю: нет, ну, как знакома? Я показывала его, когда он там партбилет положил, на пленуме я была, на котором все это… То есть, я видела, он меня – нет. И мне вдруг Олег Борисович говорит: а вот помощник его позвонил и сказал, что если я на месте, то чтобы – просил, чтобы приехала я.
Е. Афанасьева ― И вы поехали.
К. Кислова ― Мы поехали вместе с Олегом тогда и еще там с другими людьми, большой группой поехали к Борису Николаевичу. И меня чем он удивил, что когда ему по очереди представляли, вот такой-то, такой-то, дошли до меня, говорят: Калерия Кислова, программа «Время». А он повернулся к своему помощнику и говорит: что вы мне говорите? Я с ней еще в 86-м году…
Е. Афанасьева ― То есть, память у него не хуже, чем у вас была.
К. Кислова ― В Зеленограде – он сказал – на завалинке сидел. Я говорю: Борис Николаевич, мы с вами на лавочке сидели, а не на завалинке. А он так пошутил, говорит: ну, на завалинке романтичнее. И пошел дальше.
К. Кислова ― Все вот эти годы, которые он работал…
Е. Афанасьева ― И летали в командировки.
К. Кислова ― Да, я работала с ним. И летала, и в Штаты опять же. В Штаты я со всеми летала. И конечно больше всего с Михаилом Сергеевичем. С Борисом Николаевичем тоже. И до самого конца и все новогодние поздравления, и все…
Е. Афанасьева ― И тот знаменитый эфир: я устал, я ухожу – это снимали тоже?..
Е. Афанасьева ― Прямо день в день?
Е. Афанасьева: 99 ― й год, да?
К. Кислова ― Да.
Е. Афанасьева ― То есть, вы записали новогоднее обращение обычное.
К. Кислова ― Да, новогоднее поздравление, новогоднее обращение. Но он, когда стал прощаться, он сказал: вы знаете, вы пока не разбирайте – а мы там елку нарядили. Он говорит: вы пока не разбирайте и не увозите камеры. Вы приедете еще.
Е. Афанасьева ― То есть, он знал, что что-то будет.
К. Кислова ― А я говорю: Борис Николаевич, да вы все хорошо сказали, я смонтирую все это на VHS, перегоню и вам, пришлю как всегда. А он так как-то… Но потом-то я, конечно, когда анализировала, думала, что он, конечно, тогда уже…
Е. Афанасьева ― Знал, что будет прощаться?
К. Кислова ― Да. Он сказал: нет, наверное, вы все-таки еще приедете. Я сам напишу текст, - вот такую фразу сказал.
Е. Афанасьева ― И вас вызвали 31-го, да?
К. Кислова ― И накануне буквально, 30-го числа, вечером поздно звонок, и говорят, что завтра в 6 утра чтобы все те же самые люди были у Спасской башни. Я начала всех собирать, потому что новогодние праздники, кто-то уже в отпуск ушел, я боялась, что кто-то уехал. Но тем не менее всех собрала, и мы на второй день утром рано в 6 утра – мороз был – подъехали.
Е. Афанасьева ― Но вы не подозревали, что будет не просто переписанное обращение, думали?..
К. Кислова ― Что просто переписанное обращение.
Е. Афанасьева ― И в какой момент вы поняли, что он прощаться будет? Уже когда записали или раньше?
К. Кислова ― Я поняла только тогда, когда увидела текст.
Е. Афанасьева ― А текст как увидели?
К. Кислова ― Вот мы приехали в 6, мы собрали всю схему нашу, там, звук, видео, все вместе, все – а текст не несут.
Е. Афанасьева ― А его надо набрать на телесуфлер, да?
К. Кислова ― Надо набрать на компьютер. И чтобы подать ему на телесуфлер. И текста нет, текста нет. И буквально где-то за 15 минут до 10-ти – а я знала, что Борис Николаевич никогда не опаздывал. Вот назначенное время – он минута в минуту обычно уже выходил. И я смотрю, уже без четверти 10 – текста нет. И потом вдруг выходит его помощник Валентин Юмашев и дает мне текст. И мне говорит: Калерия, быстренько надо набрать. И я иду, подхожу к нашей Наташе Стрежневой, которая набирает текст. Я говорю: Наташенька, быстро… и я не посмотрела в текст, не взглянула, думаю – ну, как обычно. И хожу так на нерве немножко, потому что, как вот он придет – а в у нас не готово. И потом буквально где-то минуты, наверное… А там пришел человек, который проверяет еще, чтобы ошибок нигде не было. И они так печатают там, а я подошла к его креслу, и вот так облокотилась на спинку и смотрю на экран, на телесуфлер. И как раз попала на фразу: я ухожу.
Е. Афанасьева ― Вот так.
К. Кислова ― Тут сразу, конечно, я определила, и потом выходит Таня, которая работала у него тоже в это время уже, дочь его, и она мне говорит: Калерия, вы, пожалуйста, вот если не успеет, вы как-нибудь поговорите, но так чтобы… только не сочувствуйте, там… Я говорю: нет-нет.
Е. Афанасьева ― Тут вот спрашивают, извините, Калерия Венедиктовна, Виталий Авилов спрашивает: «Сколько дублей потребовалось Ельцину, или он сказал прощальные слова с первого раза?»
К. Кислова ― Сразу, первый раз. Мы только-только успели – у нас же в 12 дня был эфир, и поэтому как только записали полностью – он, кстати, вообще записывался обычно без дублей, он делал один дубль, в крайнем случае там надо было что-то переговорить, если где-то была неточность, значит, он переговаривал. Он не делал по нескольку дублей никогда.
Е. Афанасьева ― И в тот же день, вероятно, вы записывали Владимира Путина?
К. Кислова ― Да. И он, конечно, волновался. Когда он вошел ровно в 10, вот просто на кремлевских часах над дверью я смотрю: 10, и дверь открывается – он вошел. Вошел, такой прямой и такой собранный очень, а то обычно он входил, разговаривал со всеми, а тут такой был очень… Вот вошел, поздоровался и сразу на место сел. А я понимаю, что еще текст не готов, поэтому я начинаю с ним… я говорю: Борис Николаевич, можно я вам поправлю прическу вот здесь? Там нечего было поправлять, но я что-то поправляла, я что-то ему говорила, в общем, я как-то пыталась, не касаясь этой темы, я пыталась как-то отвлечь его внимание, что мы не готовы.
Е. Афанасьева ― И вы в один день снимали вот это: я устал, я ухожу. И тут же снимали, тут же Путин уже поздравлял народ.
К. Кислова ― Сделали этот дубль, сразу кассету вручила я Ефимову Алексею, и Эрнст нас ждал в Останкино, и кто-то повез кассету. А мне сказали, что надо остаться еще, потому что мы еще поздравили с Новым годом, с новым веком, выпили по бокалу шампанского. Борис Николаевич подарил нам цветы, женщинам группы.
Е. Афанасьева ― И вам сказали, что дальше вы снимаете обращение.
К. Кислова ― … да, записывать Владимир Владимировича.
Е. Афанасьева ― И вы первый раз записывали Владимира Владимировича?
К. Кислова ― Я впервые увидела, так сказать, близко. Так я уже знала его, но, вот он вышел сразу, поздоровался…
Е. Афанасьева ― Владимир из Пензы интересуется: «А с кем из лидеров вам было легче всего работать профессионально?
К. Кислова ― Да вы знаете, мне не было трудно ни с кем из них, во всяком случае, с теми, с кем я так помногу работала. Но у каждого были, естественно, какие-то особенности, какие-то трудности. Допустим, трудно было монтировать Леонида Ильича.
Е. Афанасьева ― Потому что плохо говорил?
К. Кислова ― Потому что у него иногда были оговорки, там надо было исправить. А тогда очень к этому относились серьезно.
Е. Афанасьева ― И техника была еще такая, что монтировать сложно.
К. Кислова ― И техника была тогда слабее. А потом, ну, Михаил Сергеевич любил много дублей сделать.
Е. Афанасьева ― Да?
К. Кислова ― Он потом выбирал, он смотрел, мы вместе смотрели. Мы садились у него в кабинете и смотрели. Он по десять дублей делал. Причем, они не очень отличались. Но он вот – еще что-то, а вот еще, а вот еще так… И он не разрешал его исправлять. Я однажды исправила его неправильное ударение «нАчать», как он говорил, а я попросила его: Михаил Сергеевич, скажите еще «начАть, начАть, начАть» несколько раз. И он поговорил, а у меня микрофон был включен. И я взяла и ему…
Е. Афанасьева ― … вклеили правильно.
К. Кислова ― Он на второй день мне тут же позвонил сам. Михаил Сергеевич этим отличался, что он мог сам позвонить.
Е. Афанасьева ― То есть, без секретарей соединение.
К. Кислова ― Что-то там сказать ему надо – он мог сам позвонить просто в обход без всяких секретарей.
Е. Афанасьева ― Просто звонил и говорил: это Горбачев.
К. Кислова ― Калерия, ты же можешь подъехать сегодня ко мне? Подъезжай тогда-то. И все. Он на «ты» всех называл, он с комсомольским таким задором, он вот так был. А Борис Николаевич наоборот со всеми всегда на «вы»… Не знаю, мне не было трудно ни с кем.
Е. Афанасьева ― Я еще раз напоминаю, что это Калерия Венедиктовна Кислова, режиссер Центрального телевидения с огромным стажем работы.
Сергей из Саратова пишет: «С такой памятью надо писать мемуары». Не собираетесь мемуары писать?
А я хочу сказать еще, что Калерия Венедиктовна вела трансляцию олимпиады, церемонию Олимпиады 80.
К. Кислова ― Да.
Е. Афанасьева ― То есть, это тоже все ваше – и улетающий мишка, и плачущие… это все вы показывали?
К. Кислова ― Да. К олимпиаде я долго готовилась, потому что я работала вместе с режиссером-постановщиком Тумановым таким, был такой режиссер массовых таких зрелищ, очень интересный. И я очень серьезно к этому относилась, и на открытии у меня работало 11 передвижных телевизионных станций.
Е. Афанасьева ― То есть, по тем временам это вообще колоссальное что-то.
К. Кислова ― Где-то около 50-ти камер.
Е. Афанасьева ― Это почти сопоставимо с нынешними крупными трансляциями.
К. Кислова ― Сейчас это можно сделать значительно меньшим количеством камер, потому что камеры другие.
Е. Афанасьева ― То есть, это были те камеры, которые вот такие огромные, да?
К. Кислова ― Не такие, конечно, они огромные, но были большие. И вот на открытии, например, никто не знал, как побежит спортсмен, бегун, который с факелом, который будет зажигать, потому что там не было лестницы.
Е. Афанасьева ― Да, он же бежал через вот этих…
К. Кислова ― Он бежал просто по живым щитам, которые держали спортсмены.
Е. Афанасьева ― Да, это была уникальная особенность.
К. Кислова ― Да, это придумка была такая у Туманова.
Е. Афанасьева ― То есть, это хранилось в тайне.
К. Кислова ― Он подбегал к этой трибуне, где нет ступенек никаких, ни дорожки, и тут появлялась первая, вторая, третья, и он по этим ступенькам по живым…
Е. Афанасьева ― Это вы знали на репетициях…
К. Кислова ― Это я знала.
Е. Афанасьева ― Но это тщательно скрывалось.
К. Кислова ― Это скрывали, да. А вот что улетает мишка, мне сказал Туманов, что мишка будет улетать на закрытии, но сказал: если кому-нибудь скажешь – убью. Сам, - говорит, - убью. Никому не говори!
И я от всех держала действительно в тайне, что он – на генеральной он никуда не улетал и не должен был улетать, а вот тут он улетал у нас, и я даже дополнительную передвижную телевизионную станцию ПТС двухкамерную, я еще одну поставила на трамплин.
Е. Афанасьева ― Трамплин – это на Воробьевых горах.
К. Кислова ― На Воробьевы горы на обзорную площадку. И меня ругали: зачем ты еще одну ПТС берешь? Зачем? Я говорю: надо. И я даже своей правой руке – у меня была ассистент, потом она стала режиссером Таня Петровская, мы с ней работали вместе, и даже ей я не открывала эту тайну, что мишка будет улетать. Все думали, что его выведут, вынесут как на генеральной репетиции, он покатается, постоит – и все. А тут он улетал.
Е. Афанасьева ― А вы были готовы.
К. Кислова ― Да. И вот я только перед самой, когда уже ему надо было, когда он уже стоял, мишка, на арене, я сказала ребятам, которые работали на вот этой дополнительной ПТС на Ленинских горах, я говорю: ребята, внимание всем – мишка сейчас будет улетать. – Как? Я говорю: будет улетать.
Е. Афанасьева ― Готовьтесь.
К. Кислова ― Да. Будьте готовы. А мне хотелось, чтобы заканчивать, чтобы был такой план, где видна вся Москва, и как бы со стороны виден стадион Лужники и над ним улетающий мишка. Вот для этого я дополнительную ПТС поставила еще.
Е. Афанасьева ― Да, уважаемые наши слушатели, Калерия Венедиктовна Кислова, режиссер Центрального телевидения с более чем 45-летним стажем, человек, который в этом году отметил 90 лет. Не поленитесь посмотреть трансляцию в сетевизоре – в это поверить невозможно. Если у вас есть вопросы +7-985-970-45-45.
Пишут тут: «Спасибо за мишку!» И спрашивают, как, с кем были знакомы – с одним, с другим, с третьим… Я думаю, что вы со всеми были знакомы.
К. Кислова ― Я со всеми была знакома. Больше всего, конечно, это был, наверное, Леонид Ильич, Михаил Сергеевич и Борис Николаевич.
Е. Афанасьева ― А кроме политических трансляций, освещения первых лиц государства, что еще входило в ваши профессиональные обязанности? Что вы показывали кроме этих визитов?
К. Кислова ― Кроме этого я все остальное показывала – все съезды, все парады военные на Красной площади.
К. Кислова ― 1 мая, демонстрации, парады, я ездила в другие города, вела трансляции. Я ехала, допустим – я же не просто так ездила с Михаилом Сергеевичем, с Леонидом Ильичом по городам, я города Советского Союза и столицы союзных республик объехала, везде была, куда они ездили. Поэтому я от Норильска до Ташкента, если с севера на юг; от Владивостока до Бреста, до Кишинева. Конечно, Закавказье и Средняя Азия – все, понимаете? И кроме этого, конечно, я ездила, летала в разные страны, особенно с Михаилом Сергеевичем много, потому что при нем как-то особенно было, и в Вашингтоне каждый год.
Е. Афанасьева ― Калерия Венедиктовна, в те времена все-таки закрытая у нас достаточно система была, сильно отличалась работа советского телевидения, вот когда вы прилетали или в Америку, или куда-то – мы отставали, или у нас было что-то другое, или мы были на уровне? Как тогда это было?
К. Кислова ― Вы знаете, в техническом отношении мы отставали тогда. И в общем постепенно старались догонять. А в смысле творческом – трудно сказать, но я знаю, что ко мне, вот после олимпийских игр меня разрывали – брали интервью, потом даже уже через год еще английское телевидение приезжали и брали интервью, откуда я показывала эти планы, когда тогда не было летающих кранов.
Е. Афанасьева ― Дронов не было.
К. Кислова ― А я говорю: вы смотрели, что там вертолета не было. – Откуда же вы показывали эти?..
Е. Афанасьева ― Откуда вы показывали?
К. Кислова ― С этих вот осветительных башен, которые стояли с двух сторон, такие трехсотметровые.
Е. Афанасьева ― Которые на старом стадионе были.
К. Кислова ― Над полем над самим они стояли.
Е. Афанасьева ― Как же можно было туда установить?..
К. Кислова ― Внутри там лифт, а дальше там винтовая лестница, они почти на 200 метров только отставали от нашей башни Останкинской.
Е. Афанасьева ― Вы туда камеры размещали?
К. Кислова ― Да. Там сделали площадку. Мы туда сначала с оператором ведущим Сережей…
Е. Афанасьева ― Вы сами?..
К. Кислова ― Поднялись туда сами сначала, посмотрели оттуда, какие там действительно просто с высоты птичьего полета. И мы поставили на этих, вот заказали поставили…
Е. Афанасьева ― Камеры были такие радиоуправляемые, или там оператор был?
К. Кислова ― Нет, с оператором. Там сделали ограждение такое, когда уже… Нас-то отругали, что мы поднимались туда без всякого инструктора.
Е. Афанасьева ― Нарушили правила безопасности.
К. Кислова ― Да. Потом операторы у нас сдавали какой-то там экзамен и медицинские справки получали, что они имеют право работать на высоте.
Е. Афанасьева ― Ну, конечно, там же много часов надо было работать.
К. Кислова ― Понимаете, открытие и закрытие, это же шло – открытие шло где-то 5 часов.
Е. Афанасьева ― Ой-ей-ей!
К. Кислова ― И закрытие чуть поменьше.
Е. Афанасьева ― И все это время человек был там.
К. Кислова ― Да.
Е. Афанасьева ― И вы управляли в этот момент в прямом эфире всеми пятьюдесятью камерами.
К. Кислова ― Ко мне непосредственно все приходили…
Е. Афанасьева ― Вы сами сели за пульт?
К. Кислова ― Я сама, да, естественно, и в наушниках, и всем говорила, потому что, просто в течение пяти часов я вот так вот говорила, как сейчас. Еще надо было громко кричать, чтобы перебить музыку, потому что я понимаю, что там же шумно, и операторы, хоть и в наушниках, но они не очень хорошо слышат. Чтобы режиссер, сидящий в каждой ПТС, чтобы оператор, стоящий у каждой камеры, слышал мои команды, потому что я знала точно, какая камера у меня что будет показывать.
Е. Афанасьева ― Из всего этого огромного калейдоскопа ваших впечатлений, все-таки какой эфир самый памятный у вас в жизни – олимпиада или что-то другое?
К. Кислова ― Конечно, самый памятный – это олимпийские игры, безусловно. Потому что это было тогда так же как сейчас олимпиада 2014 года, это в наше время в теперешнее уже, а тогда это тоже было слово сказанное, потому что даже японцы, которые не принимали участия в олимпийских играх, они там потом вообще так нашу трансляцию высоко оценили – и японцы, и американцы, и англичане – все, которые бойкотировали наши игры.
А сейчас я, конечно, уже работаю… – я работаю до сих пор.
Е. Афанасьева ― Потрясающе!
К. Кислова ― Каждый день я на работе. Но, естественно, уже не такой. И с Владимиром Владимировичем я успела поработать вот когда он первый раз был президентом.
Е. Афанасьева ― В первый срок?
К. Кислова ― Да. С ним, конечно, очень легко работать.
Е. Афанасьева ― Почему?
К. Кислова ― Ну, потому что, во-первых, потому что он быстро все воспринимает. Спросил – где, чего, что – вот он вошел первый раз, подошел, поздоровался, сел. Я сказала: садитесь, пожалуйста, сюда. – Так, вот эта камера, да? Он с первого раза сразу записался.
Е. Афанасьева ― Без дублей?
К. Кислова ― Да. Потом, когда мы к нему уже приезжали, там, второй или третий раз, я не помню, потому что я много довольно писала его интервью. И он спросил: а как бы увидеть? Я говорю: мы вам можем показать, у нас монитор с собой.
Е. Афанасьева ― Уже все хорошо было с мониторами.
К. Кислова ― Покажите. И он пошел, потом он посмотрел, на него это такое впечатление тогда произвело, он так посмотрел очень с интересом. А потом стал со всеми прощаться и он так шел, со всей группой, с каждым за руку попрощался, и стоит его охранник, и он ему тоже… потом засмеялся.
Е. Афанасьева ― Ну, что, у нас эфир, к сожалению, стремительно подошел к концу. Я думаю, много эфиров не хватит, чтобы Калерия Венедиктовна Кислова рассказала даже о незначительной части своей потрясающей телевизионной биографии. Большое спасибо.
Калерия Венедиктовна, здоровья…
К. Кислова ― Спасибо.
Е. Афанасьева ― Всего самого-самого! Приходите к нам еще рассказывать о телевидении.
К. Кислова ― Спасибо.
Е. Афанасьева ― Елена Афанасьева, прощаюсь с вами до следующего воскресенья.
К. Кислова ― Спасибо вам!
Е. Афанасьева ― До свидания.
1 января исполняется 50 лет с момента выхода первого выпуска главной информационной передачи страны - программы «Время». Калерия Кислова - одна из тех, кто стоял у истоков программы «Время», главный режиссер Главной редакции информации в 1977–2003 годах.
Создатель и первый редактор программы «Время» Юрий Летунов обратил на вас внимание, когда вы еще работали в молодежной редакции. Как произошло ваше знакомство?
Мне с руководителями везло на телевидении. У нас было всего четыре редакции, в том числе молодежная (Главная редакция для детей и молодежи ЦТ - прим. ТАСС). В 1965 году отмечалась годовщина создания радиостанции «Маяк», Летунов был ее главным редактором. Я больше всего в жизни любила работать на передвижных телевизионных станциях (ПТС). Меня послали делать в прямом эфире репортаж из «Маяка».
Мы приехали в Радиокомитет на Пятницкой, поставили камеры в разных отделах. Пришли в кабинет к главному редактору, его в кабинете не оказалось, и я без договоренности с Летуновым вкатила к нему камеру, чтобы он в прямом эфире сказал какие-то слова.
Сижу в стороне, и вдруг влетает быстрый человек, крепкий, складный, среднего роста, волосы с проседью, плащ на нем развевается. Он говорит: «Так, здравствуйте, кто это у меня?» Я вскочила: «Юрий Александрович, здравствуйте. Я хочу, чтобы вы сказали в передаче несколько слов».
Юрий Александрович говорит: «Нет, я говорить не буду. Я знаю, что вы ведете от нас прямой репортаж, я всем передал, что будет говорить мой зам». «А почему?» - поинтересовалась я.
"Во-первых, потому что я телевидение не люблю вообще. И просто я не хочу". Я говорю: «Юрий Александрович, но вы же создатель этого „Маяка“. Если вас в этой передаче не будет, зачем ее вообще делать?» «Ну хорошо», - ответил Летунов. Так состоялось наше знакомство.
Затем в ноябре 1974 года меня вызвали к Летунову, уже главному редактору программы «Время». Захожу к нему, он сидит с двумя своими замами и говорит: «Пойдешь главным режиссером к нам?» Я говорю: «Юрий Александрович, я считаю, что на главного режиссера я не готова. Я совершенно не знаю вашу работу, в информации я не работала».
Он мне сказал: «Может, ты и права». Но тут же дал лист бумаги и сказал написать на имя председателя Гостелерадио СССР Сергея Лапина заявление о переводе на должность режиссера Главной редакции информации.
Как отличалась ваша работа в информации от молодежной редакции? Была ли какая-то специфика?
Все было по-другому. Если в молодежной редакции планы были 30 секунд (то есть через такой период делалась монтажная склейка - прим. ТАСС), то в информации - две с половиной секунды. Если в молодежке мы говорили: «Слушай, надо торопиться, у нас осталось до эфира два дня», то в информации говорили: «Да еще пять минут до эфира, пошли курить… »
Затем я «села» на программу «Время», стала ее вести как режиссер. Прошла первая трансляция - без сучка без задоринки, прошла вторая - опять все отлично.
Перед 1 мая 1975 года, в апреле, Юрий Александрович меня вызывает и говорит: «Мы хотим, чтобы ты вела прямую трансляцию с Красной площади». Я согласилась. «А кого тебе вторым режиссером посадить?» - спрашивает Летунов.
Я ответила, что мне не нужен никто. Я долго думала: почему все трансляции идут вечно с браком? То звук зарезали, то переход не такой, то камера не там. Я сказала, что это потому, что работают режиссеры из разных редакций. И убедила Летунова, что второго режиссера не надо, чтобы не было споров.
Как вы стали личным режиссером генеральных секретарей ЦК КПСС ? Это наложило какие-то ограничения на вашу жизнь? Ведь вы стали единственным человеком в Главной редакции информации, у кого был доступ к гостайнам.
Где-то после майских праздников 1975 года я начала ездить на официальные мероприятия с участием Леонида Брежнева, Андрея Громыко . Летунов вызвал меня и говорит: «Мы тут поговорили с первым замом председателя комитета Энвером Мамедовым и решили оформить тебе такой допуск, чтобы ты постоянно работала с Леонидом Ильичом».
Когда я пошла оформляться в первый отдел, то мне дали анкету - толстую пачку листов, почти как тетрадь. Я все это заполнила.
Однажды получилась такая история с Брежневым. 1 сентября 1978 года мне дали очередной отпуск, несмотря на то, что сам Леонид Ильич в отпуск еще не ушел. И вдруг позвонили из редакции и сказали, что Дед - так называли заочно Лапина - очень просит, чтобы я хотя бы на три дня слетала в Баку, потому что туда едет Брежнев.
И вот 3 сентября утром мы прилетели в Баку. Сразу поехали во Дворец им. В. И. Ленина, где должен был выступать Брежнев. Я увидела, что камеры стоят не так, как мне нужно, и переставила их. Вернулась в гостиницу, вечером мы с группой пошли в ресторан. Там ко мне подходит человек и говорит, что меня просят к телефону. И Эльшад Гулиев, зампред азербайджанского телерадиокомитета, мне по телефону говорит, что нужно быть внизу, чтобы съездить кое-куда. Поехали мы во Дворец Ленина. Там было много народу - Гейдар Алиев , первый секретарь ЦК КП Азербайджана встречался с прессой, которая собиралась освещать мероприятие. Я была единственная женщина, да еще и в белом пиджаке.
И в какой-то момент Алиев подходит ко мне и говорит: «Калерия, давайте знакомиться». И тут же задает вопрос: «Зачем вы переставили камеры?» Честно говоря, я была просто ошарашена. Ни один человек такого положения мне никогда не задавал подобных вопросов. Я объяснила, что будет выступать Брежнев, а из-за некоторых особенностей его лица - парез лицевого нерва - мы его анфас не снимаем. Мы камеру всегда ставили не прямо по центру, а немножко ракурсно. Он согласился. И потом он попросил мне показать, что снимает каждая камера. Мы вместе просмотрели.
Алиев объездил с нами маршрут всей программы пребывания Брежнева в Баку и внимательно отслеживал то, как мы расставляем камеры. Это меня поразило в нем. А затем получилось так, что Брежнев заболел и визит отложили. Гейдар Алиевич договорился с нашим руководством о том, что наша группа остается в Баку до приезда Брежнева. Нас взяли на довольствие. И получилось так, что вместо трех дней я там была месяц.
Когда туда прибыл Леонид Ильич, на первом обеде в узком кругу мы лично встретились с ним. Самое смешное, что Брежнев не знал, кто я. Когда нас представляли, слева от меня стоял секретарь ЦК Азербайджана по промышленности Багиров, а справа - заведующий общим отделом ЦК КПСС Константин Черненко , и когда очередь дошла до меня, то Алиев заулыбался и сказал: «А это наша Мисс Телевидение - Калерия».
Леонид Ильич расцеловал меня в обе щеки. Оказалось, что Брежнев принял меня за местную. И после этого Брежнев никогда не называл меня по имени, а только «наша Мисс Телевидение».
За 30 лет работы в программе «Время» сменилось шесть руководителей телевидения, но Сергей Лапин стоит особняком в ряду всех глав Гостелерадио, с которыми вам пришлось работать. Как строились ваши взаимоотношения?
С Сергеем Георгиевичем у меня были очень хорошие, деловые взаимоотношения. Единственное, Лапин очень не любил, чтобы кто-то общался непосредственно с Брежневым. И я никогда особо не лезла. Приходила в кабинет, расставляла камеры, свет. Затем уходила в ПТС.
Чаще всего Лапин сам приезжал в Кремль или на дачу Брежнева на запись. А когда шла запись в Кремле, а Сергей Георгиевич по какой-то причине не мог приехать, то просил, чтобы ему завели картинку без звука. И он из своего кабинета смотрел на нашу работу.
В ноябре 1981 года Леонид Ильич должен был разговаривать с премьер-министром Индии Индирой Ганди . Мы пришли к нему в кабинет, разместили технику. Вначале думали, что он за рабочим столом будет. А оказалось, что он будет сидеть за столом, стоящим в торце длинного стола заседаний. И когда это стало понятно, я уже сидела в ПТС. И наш оператор Борис Кипарисов говорит: «Слушай, срочно поднимайся сюда, потому что мне не разрешил комендант первого корпуса передвинуть стол».
Я вбегаю в кабинет, смотрю, а Леонид Ильич уже сидит. Я поздоровалась с ним. «О, здравствуйте-здравствуйте, наша мисс, здравствуйте», - сказал Брежнев. А я бегом к коменданту: «Слушай, надо вот тот столик сдвинуть». А Леонид Ильич говорит: «Вам здесь что-то не нравится?» - «Нет, Леонид Ильич, мне все нравится, но мне нужно кое-что тут немножко переставить». Он обращается к коменданту: «Юра, ты все сделай как она скажет. Здесь сегодня она хозяйка, а не я». Тут же стол передвинули - и я бегом назад, в ПТС.
Вхожу, а мне звонит председатель и говорит: «Зачем вы с ним разговаривали?!» - «Сергей Георгиевич, это не я с ним разговаривала, это он со мной разговаривал». - «Вы должны были сказать, что у вас есть председатель». - «Сергей Георгиевич, я не могла ему этого сказать, потому что это надо было делать срочно».
Он бросил трубку.
Вы работали с шестью руководителями СССР и России. Давались ли вам инструкции, как снимать каждого из них, и какие моменты запомнились больше всего?
В марте 1982 года был визит Леонида Ильича в Ташкент. Мы со съемочной группой ехали в машине из колхоза-лимонария в Ташкент. Нам в машину звонит начальник 9-го управления КГБ СССР и командует срочно ехать на авиационный завод.
Мы подъехали первыми, Брежнев ехал за нами, метров через сто.
Заходим в сборочный цех, там слева стоит уже собранный самолет, над которым перекинут кран, зыбкий мостик. Мостик был не загорожен, дежурных «девятки» (9-е управление КГБ - прим. ТАСС) возле него не было, и на него забралось много народу. Всем хотелось посмотреть на Леонида Ильича.
Оператор снимает, я впереди локтями дорогу ему расчищаю. Идет Брежнев, рядом с ним Рашидов, первый секретарь ЦК КП Узбекистана. Как только Брежнев зашел под мостик, тот провалился и люди с большой высоты стали падать на него. Один человек упал прямо на генерального секретаря, Брежнев упал на пол. У него был перелом ключицы. Леонида Ильича вынесли на пальто и поместили в машину.
У нас у единственных все это оказалось снято. От первой до последней секунды.
Приезжаю на Узбекское телевидение, собираюсь перегонять эти кадры в Москву, вдруг звонок по «кремлевскому» телефону. Из резиденции звонит заведующий отделом ЦК КПСС Леонид Замятин и строгим голосом говорит: «Калерия, не вздумайте эти кадры перегонять. Пленку привезете в Москву сами, передадите мне лично, вы за нее отвечаете головой…»
Стою в обнимку с этим рулоном пленки в зеленом кофре и не знаю, что делать. Где его хранить до самолета? Подходит ко мне председатель Узбекской телерадиокомпании и говорит: «Давайте пленку ко мне в сейфе положим. Сейф опечатаем». Так и сделали.
На следующее утро приезжаем на трансляцию на торжественное заседание по случаю юбилея республики. Леонида Ильича накачали обезболивающими, и он прочитал доклад, затем поехали в ЦК, где тоже коротко выступил. А после этого - сразу в аэропорт.
А я поехала к председателю телерадиокомитета, чтобы взять пленку. Захожу, а он мне в глаза не смотрит: «Калерия, пленку забрал представитель Узбекского КГБ, я не мог ему возразить…» Мне казалось, что после этих слов я умру прямо возле этого сейфа. Плохо помню, как садилась в самолет, мне тогда казалось, что если бы самолет упал и разбился, мне было бы лучше, чем без этой пленки приезжать в Москву.
Из аэропорта сразу поехала в Останкино, время было полуночное, приезжаю, там сидит мой главный редактор Виктор Любовцев и говорит: «Лера, Лапин все время звонит, тебя ищет…»
На летучке все делают вид, что меня нет в кабинете. Вдруг секретарь меня вызывает и говорит: «Лерочка, пойдемте к нам. Там приехали два генерала…»
Захожу в кабинет, они, увидев меня, встали. Со мной побеседовать приехали очень высокие «птицы»: Цинев, первый заместитель председателя КГБ СССР, и начальник 9-го управления Юрий Сторожев .
Они поговорили со мной очень вежливо, расспросили, что произошло, и уехали. Прошло дней десять, меня все игнорируют, сижу в кабинете как в вакууме.
В один из дней вызывают в приемную председателя Гостелерадио и по «вертушке» соединяют с Лубянкой. «Товарищ Кислова? - строго спрашивают на том конце телефонного провода. - Там за вами машина пошла, подъедете к нам». Спрашиваю номер машины. А мне в ответ говорят: «Вас узнают…»
В черной «Волге» - молодой и очень вежливый лейтенант. Мчим на Лубянку, в КГБ СССР, меня передают не менее вежливому майору.
Никто не спрашивал документы, не выписывал пропуска. Приемная председателя КГБ Юрия Андропова . Зашла, поздоровалась, мне никто не ответил.
Андропов очень хорошо со мной разговаривал. Сразу назвал меня по имени-отчеству…
Рассказала ему два раза все как было, ответила на вопросы. Мы с ним попили чай. А потом Андропов позвонил кому-то по связи и велел отвезти меня домой и проводить до квартиры.
На второй день уже все стали мило улыбаться.
Кстати, об Андропове, он же тоже стоял у руля Советского государства…
С Юрием Владимировичем я очень долго не виделась после того разговора на Лубянке. Но потом, в конце января 1983 года, у меня состоялся один разговор с ним.
Андропов не любил видеосъемку, а предпочитал фотографию. И поначалу мы получали фотографии ТАСС. Юрий Владимирович как-то сказал: «Мне тут Гейдар Алиевич сообщил, что вы недовольны мной?» Я говорю: «Демонстрация ваших фотографий в информационной программе - не лучший вариант». А он сказал такую фразу: «Мне показалось, что мы очень перекормили телевидением наших людей». На что я ответила, что когда какие-то важные моменты, все-таки лучше показывать в движении, а не при помощи фото. И на свою беду я его убедила…
В июле 1983 года Андропов должен был вручать орден Ленина в Кремле первому секретарю ЦК Венгерской социалистической рабочей партии Яношу Кадару . Эта трансляция стоила мне полжизни.
Звонит начальник «девятки» Юрий Плеханов и приглашает приехать в Кремль на награждение. Выбирают в Большом Кремлевском дворце самую маленькую Красную гостиную, бывшую спальню императрицы Екатерины. Во-первых, там был неудачный темно-красный фон, а во-вторых, она очень тесная, в-третьих, народу набилось очень много. Нам разрешили установить только две камеры. Еще была такая деталь. Ему поставили столик с малахитовой столешницей, чуть выше журнального. Камеры зажаты, никуда не отъедешь - за спиной стена. Андропов выходит, начинает говорить, и я вижу, что у него просто ходит ходуном рука, в которой он держит бумажку. При этом ему хочется опереться на что-то, а он же высокий и ему до столика не достать. И на любом плане все это видно. У меня был такой ужас.
Мы с двумя опытнейшими операторами не знали что делать. После трансляции я ехала на работу как на расстрел, потому что такой позорной трансляции у меня еще не было. Подрезать ее было невозможно, потому что бумагу он держал практически у глаз.
На второй день приезжают какие-то незнакомые люди из ЦК, КГБ. Зазывают нашу группу. Мы идем в аппаратную, где происходит разбор полетов. Я спрашиваю их: «Скажите, что в этом случае делать?» Мне говорят: «Нельзя было бумажку убрать?» «Куда?» - отвечаю.
Мы продемонстрировали, что надо было подрезать план до самых глаз генсека, даже нос подрезать… Слава богу, все всё поняли и ничего никому не было.
О Константине Черненко, который был генсеком 13 месяцев, что-нибудь вспомните?
Я была у Черненко в больнице до его голосования на выборах в Верховный Совет РСФСР в феврале 1985 года. Люди из ЦК хотели построить трибуну прямо в ЦКБ и чтобы он прочитал доклад. Лапин поручил съемки мне. Я сказала, что должна съездить в ЦКБ - посмотреть и встретиться с Константином Устиновичем. Сразу после этого разговора меня повезли в ЦКБ в Кунцево.
Я вошла в «президентский» блок. Там располагалась квартира самая престижная по тем временам: большая спальня, гостиная с солидной мебелью из светлого дерева, зеленоватые стены, висела картина с изображением Кремля со стороны Большого Кремлевского дворца, как на сторублевке. А Черненко лежал в отдельной палате на специальной кровати со всевозможными трубками.
Черненко меня, конечно, узнал. Я присела на стульчик поближе, спросила: «Как вы себя чувствуете?» Он сказал: «Да по-разному. Иногда лучше, а иногда приступ». На каждое слово он вдыхал воздух. Мне его было очень жалко. Я пожелала ему скорейшего выздоровления.
Оттуда я вернулась к Лапину, сказала ему, что за эту работу взяться не могу: «Он не сможет говорить. Это просто нереально, это мучить человека…»
На что он мне сказал: «А что же делать?» - «Есть же такое понятие - доверенное лицо кандидата. И у него же есть доверенное лицо. Пусть доверенное лицо выступит по его поручению и встретится с избирателями».
Я ему ответила, что на голосование можно сделать короткий показ, чтобы он не выходил из палаты. Может быть, поставить какое-то приспособление, чтобы он мог на него опереться сзади. И чтобы только отпустил бюллетень в урну, помахал рукой и ничего не говорил. Лапин сказал, что обо всем доложит в ЦК и позвонит.
На второй день с утра он позвонил мне домой: «Приезжайте». Я приехала и он сообщил, что мое предложение принято и будет выступать доверенное лицо, но режиссером трансляции должна быть я.
Лапин также сказал, что надо будет сделать еще одну трансляцию, через несколько дней, когда Черненко будут вручать мандат депутата. Но вскоре Черненко не стало.
В марте 1985 года Михаил Горбачев начал перестройку в нашей стране. А изменился ли стиль его работы с работниками телевидения?
Вы знаете, что он неправильно ставил ударения. И вот когда закончилась одна из записей, я к нему подошла, говорю: «Михаил Сергеевич, а вы можете сказать „нача́ть“, а не „на́чать“?» Он говорит: «Калерия, да ты понимаешь, я знаю, что правильно говорить „нача́ть“, но я же южный человек, я привык говорить вот так. И мне это нравится».
Я говорю: «Михаил Сергеевич, ну вот скажите мне десять раз „нача́ть“. Он спокойно совершенно мне сказал. Я, радостная, приехала в Останкино, где мы ему это в речь и вмонтировали. И так прошло в эфир.
На следующее же утро раздался звонок по городскому телефону - на проводе был Горбачев. Я говорю: „Здравствуйте, Михаил Сергеевич“. „Слушай, а как это так получилось, что я вчера сказал вот „на́чать“, а вышло „нача́ть“?“ Я ему: „Михаил Сергеевич, вы же мне потом правильно наговорили, и я исправила. Это обычный вариант, мы так всегда делаем“. „Нет, ты так никогда больше не делай. Меня исправлять не надо“.
Как-то вечером позвонил Михаил Сергеевич: „Подъезжай, я хочу тебе кое-что показать“. Я приехала в Кремль. Меня встретили Горбачев и управделами президента Кручина. Они показали мне новую гостиную, где записываться будет. Он интересуется: „Ну как?“ Я посмотрела и говорю: „Мне не нравятся шелковые обои зеленоватого цвета. Опять нужно будет светом отбивать, вас выдвигать вперед, а иначе у вас рога будут“. „Какие рога?“ - удивляется он. „Видите, Михаил Сергеевич, рисунок-то какой“, - говорю. А на обоях такие разводы, как ни посадишь - получается как рога на голове.
Или еще пример. Я ему все время предлагала елку поставить на новогоднее обращение. „После вас идет бой курантов, все сидят по домам, за столом. Елки светятся, телевизоры работают, а вы сидите уныло на простом фоне“. Причем даже хрустальные торшеры убирали, потому что коллеги по политбюро считали, что не надо их показывать. „Ну давайте хотя бы маленькую елочку поставим“, - говорю. Он соглашается. Я приезжаю, а он говорит: „Ты знаешь, на политбюро зарубили эту идею. Сказали, елку нельзя - это буржуазная традиция“.
Как-то звонит мне Горбачев: „Калерия, привет, приезжай во Дворец съездов“. Приезжаю в зал заседаний. Сбоку выходит Михаил Сергеевич, подходит ко мне и говорит: „Слушай, Калерия, а ты ведь работать не умеешь…“ Получить от главного человека страны такую оценку не очень приятно. „Почему ты меня так показываешь? То я маленький совсем, то я откуда-то сбоку“. А когда Горбачев только пришел, у нас был зам главного редактора Голованов, бывший однокурсник Горбачева, он говорил мне, чтобы я ни в коем случае не показывала родимое пятно на голове.
»Вот я, - говорит, - был в Лондоне в 1984 году, они меня тоже показывали по телевидению, но показывали прямо. А ты почему-то все время показываешь меня со стороны. Если тебя смущает мое пятно, то напрасно. Я им горжусь, а совсем даже не стесняюсь. Поэтому я хочу, чтобы меня показывали прямо, крупно, чтобы были видны глаза. Я считаю, что у человека самое главное - это глаза". Во Дворце съездов уже была утверждена схема расстановки камер, прямо камеру ставить нельзя. Горбачев тогда спросил: «А что для этого нужно?» «Нужно, чтобы Юрий Сергеевич разрешил», - ответила я. «Юрий Сергеевич, я тебе приказываю как генеральный секретарь: разреши переставить камеру в центральный проход».
В декабре 1988 года Михаил Сергеевич должен был выступать перед делегатами Генеральной ассамблеи ООН . Поскольку Горбачева надо было показывать прямо, я прилетаю в Нью-Йорк, и меня наш заместитель председателя Гостелерадио по технике Юшкявичюс расстроил: «Ты знаешь, камеру ставить во Дворце наций по центру не разрешили». Тогда мы поехали в Международную телевизионную компанию ООН , у которой было право ставить свои камеры по своему усмотрению. Мы встретились с гендиректором их телекомпании, убедили, что это личная просьба Горбачева, и получили разрешение поставить камеру и самим вести трансляцию. Камеру установили по центру, на ярусе за пуленепробиваемым стеклом. И я вижу по сегодняшним планам из штаб-квартиры ООН, что камера так и стоит на том месте, где было разрешено установить нашу камеру для съемок выступления Горбачева. И считаю это своим достижением, что вела трансляцию из зала заседаний ООН.
Подозревал ли Горбачев о готовящемся перевороте в августе 1991 года?
До путча я записывала Горбачева 2 августа. Перед уходом в отпуск он обращался к народу и говорил какие-то общие слова. Я приехала на запись в Кремль. Он вышел в рубашке, без пиджака и задумчиво наблюдал за расстановкой камер. Я подошла к нему: «Михаил Сергеевич, я слышала, что тут ремонт будет, пока вы в отпуске. Не могли бы вы сказать, чтобы нам здесь сделали подключение (лючки в полу)?» Мы все время в его кабинет втаскивали всю аппаратуру через приемную. И двери при записи приоткрыты, и из коридора идет шум. Он на это ответил очень странной фразой: «Знаешь, Калерия, ремонт-то здесь будет, да нас-то с тобой здесь уже не будет…» «Михаил Сергеевич, что вы говорите. Ну меня-то, может, и не будет, а вы-то будете…» Он помолчал и больше ничего не сказал.
А вечером я встречалась с Плехановым, и он меня знакомил с Владимиром Крючковым (с 1988 по 1991 год - председатель КГБ СССР, с 1989 по 1991 год - член политбюро ЦК КПСС - прим. ТАСС). У них состоялся какой-то общий разговор. Впервые за весь период работы со всеми лидерами СССР при Горбачеве я нарушила правило и не сообщила, что уезжаю в отпуск. Не сказала о своем отпуске и в «девятку», и дежурному не доложилась. И я не сказала им, что улетаю в отпуск в Баку. И когда все это произошло, 19 августа, меня в Москве не было, я вернулась в один день с Горбачевым, 21 августа.
А уже 25 декабря мне за несколько дней сообщили, что будет запись с подписанием о сложении полномочий. Горбачев в тот день был в очень напряженном состоянии, но собранный. Я вместе с ним дошла до Зеленой гостиной. Когда мы вошли, там было полно народу со своими камерами и среди них - наши три камеры. Я предупредила президента, что за его правым плечом будет стоять камера, которая покажет только его руку, которая подписывает указ.
А когда я его записывала заранее, он всегда просил меня сесть под камеру. И говорил: «Я не могу в эту стекляшку смотреть, мне нужен живой человек». Это повелось с самой первой записи. А тут я должна быть в ПТС. И он говорит мне: «А ты будешь под камерой?» «Нет, Михаил Сергеевич. Я веду трансляцию, у меня камера на Красной площади еще стоит, чтобы показать, как флаг опускаться будет».
Он растерялся, говорит: «А как же я буду знать, когда начинать?» «Перед вами прямо стоит камера с оператором, он вам махнет рукой, и вы начнете», - отвечаю. Он спрашивает: «Как в воду нырять?» «Да», - отвечаю ему. После трансляции пошла к нему в кабинет. Подхожу и вижу, как два рабочих отвинчивают большую табличку, на которой было написано: «Горбачев Михаил Сергеевич, президент СССР». Я захожу к нему, он стоит у стола, спустил галстук и говорит мне: «Ты представляешь, все так быстро они хотят сделать… Мне сейчас Раиса Максимовна звонила, к ней пришли из управления делами и сказали, что в 24 часа мы должны выехать из квартиры и переехать в другую. Ну как же так, но у нас же большая семья…»
Пришел новый президент новой страны… - На второй день мне сказал наш главный редактор Олег Добродеев , что нужно ехать в Кремль к Борису Николаевичу. Я решила, что не очень как-то удобно - я вчера попрощалась с Михаилом Сергеевичем, как-то сразу… Я говорю: «Давай какого-нибудь другого режиссера». Согласился.
На следующий день опять звонит Добродеев и спрашивает: «Ты что, знакома с Ельциным?» Я говорю: «Нет, ну как знакома? Я показывала его, когда он там партбилет положил на пленуме». И мне вдруг Олег Борисович говорит: «А вот помощник его позвонил и сказал, чтобы на съемку приехала ты».
Мы приехали, и когда ему по очереди представляли нас, дошли до меня, говорят: «Калерия Кислова, программа „Время“. А Ельцин повернулся к своему помощнику и говорит: „Что вы мне говорите? Я с ней еще в 86-м году в Зеленограде на завалинке сидел“. Я говорю: „Борис Николаевич, мы с вами на лавочке сидели, а не на завалинке“. А он говорит: „На завалинке романтичнее“.
А до этого, 27 декабря, мы записали с ним обычное новогоднее обращение. Но он, когда стал прощаться, сказал: „Вы знаете, вы пока не разбирайте елку и не увозите камеры. Вы приедете еще…“ А я говорю: „Борис Николаевич, да вы все хорошо сказали, я смонтирую все это на VHS, перегоню и вам пришлю, как всегда“. Он сказал: „Нет, наверное, вы все-таки еще приедете. Я сам напишу текст“.
30-го числа вечером поздно - звонок, и говорят, что завтра в 6 утра чтобы все те же самые люди были у Спасской башни. Я начала всех собирать, потому что новогодние праздники, кто-то уже в отпуск ушел, я боялась, что кто-то уехал. Но тем не менее всех собрала, и мы в 6 утра - мороз был - подъехали. Собрали всю схему нашу, звук, видео, все вместе, все - а текст не несут.
А текст надо набрать на компьютере, чтобы подать ему на телесуфлер. Текста нет. Я знала, что Борис Николаевич никогда не опаздывал. Вот назначенное время - он минута в минуту обычно уже выходил. И я смотрю, уже без четверти 10 - текста нет.
И потом вдруг выходит его помощник Валентин Юмашев и дает мне текст. И мне говорит: „Калерия, быстренько надо набрать“. И я иду, подхожу к ассистенту, которая набирает текст. А сама не посмотрела в текст, не взглянула, думаю - ну как обычно. И хожу так на нерве немножко, потому что вот-вот он придет, а у нас не готово. Я подошла к его креслу, облокотилась на спинку и смотрю на телесуфлер. И как раз попала на фразу „Я ухожу“.
Борис Николаевич вошел ровно в 10, поздоровался и сразу на место сел. А я понимаю, что еще текст не готов, поэтому я начинаю с ним разговаривать: „Борис Николаевич, можно я вам поправлю прическу вот здесь?“ Там нечего было поправлять, но я что-то поправляла, я что-то ему говорила, в общем, как-то пыталась отвлечь его внимание от того, что мы не готовы.
Сделали этот дубль, сразу кассету отдали в Останкино. А мне сказали, что надо остаться еще. Борис Николаевич нас поздравил с Новым годом, с новым веком, выпили по бокалу шампанского. Борис Николаевич подарил цветы, мы обнялись.
А мне тут уже Валентин Юмашев говорит, что надо записать Владимира Владимировича…
Беседовал Дмитрий Волин
Героиня нашего репортажа родилась всего на день раньше английской королевы, и в ее руках тоже долгие годы находилась огромная империя - информационное телевидение СССР, а потом и России.
Главный режиссер, заслуженный деятель искусств Калерия Кислова была свидетелем и участником самых важных, интересных и драматичных событий, происходивших в стране. Это она показала всему миру «Олиипиаду-80», она единственная знала, что произойдет с олимпийским мишкой, она построила первый в истории телемост между Советским Союзом и Америкой. Она до трансляции знала, что будет говорить 31 декабря 1999 года первый президент России Борис Ельцин.
У нас в редакции ее очень любят. И Калерия Венедиктовна - реальный символ всего отечественного телевидения.
Она помнит время, когда кнопки были большим, камеры - неподъёмными, а все программы шли только в прямом эфире - запись изобрели не сразу. К этой скромной и до сих пор безупречно элегантной женщине прислушивались все генсеки и президенты. Михаил Горбачёв чувствовал себя уверенно перед телекамерой, только если под объективом сидела она.
«Он говорил: я не могу в эту стекляшку смотреть, садись под камеру!» - рассказывает телевизионный режиссёр, заслуженный деятель искусств РФ Калерия Кислова.
«Она умела очень тонко, ненавязчиво и как-то незаметно помочь ему, чтобы он знал точно, кому он говорит», - отмечает диктор Центрального телевидения СССР Игорь Кириллов.
А Леонид Брежнев с лёгкой руки Гейдара Алиева называл её «Мисс телевидение» и при встрече расплывался в улыбке.
«Ой, миссис, мисс. Как-то у него смешно там получалось. И обязательно обнимался», - рассказывает Калерия Кислова.
Калерия Кислова для всех, кто связан с телевидением, - человек-легенда. Почти 30 лет главный режиссёр главной программы страны. Все парады и демонстрации, партсъезды и поездки первых лиц страна видела её глазами. Телеведущая Татьяна Миткова пришла на ТВ её помощником.
«Кто-то сидит за пультом, кто-то давит на кнопки, двигает микшера, а Калерия как дирижёр стоит в аппаратной и командует оркестром своим - сейчас эта камера, сейчас эта камера, звук потише, звук погромче», - рассказывает телеведущая, заместитель генерального директора НТВ Татьяна Миткова.
Полвека назад она первой вошла в здание телецентра «Останкино». В день переезда с Шаболовки её попросили быть вместо кошки. Она же лично проверяла путь Брежнева до трибуны.
«Всё же устилали коврами везде, и ковры эти встык. А если он упадёт у меня в кадре?» - говорит Калерия Кислова.
А речь Леонида Ильича Кислова нередко исправляла буквально по словам.
«Вместо «социализма» скажет «капитализм»! Мы из другого совершенно его выступления искали, где он сказал нужное нам слово», - вспоминает Калерия Кислова.
Она вела трансляцию похорон генерального секретаря, после которой по стране поползли слухи, что гроб будто бы с грохотом уронили в могилу.
«Вблизи не было ни одного включённого микрофона! Это был залп из нескольких орудий, совпало так, что когда его опускали», - говорит Калерия Кислова.
Немощного генсека Черненко ей пришлось снимать прямо в больничной палате, которую на время съёмки репортажа превратили в избирательный участок.
«Там поставили урну, украсили всё, как надо. Всё равно, конечно, было видно, что человек очень сильно болен, он опустил бюллетень, посмотрел, и всё», - рассказывает Калерия Кислова.
Она снимала отречение Горбачёва от власти. А уже на следующий день записывала Ельцина. Она первая прочтёт на экране телесуфлёра знаменитые слова «Я ухожу». И первый российский президент в последний раз посмотрит на неё с абсолютным доверием.
«Единственный, кому он позволял поправлять себя, пересаживать, правильно ставить свет, это была она», - рассказывает ведущая программы «Время» Екатерина Андреева.
Но главная работа её жизни – «Олимпиада-80». И знаменитые кадры XX века - улетающий мишка.
«Я единственная на телевидении в то время знала, что он улетит, я была к этому готова! Я даже поставила дополнительную ПТС двухкамерную на Ленинские горы», - вспоминает Калерия Кислова.
Когда весь мир рыдал, ей одной было не до слёз. Ведь контролировать пришлось сразу 50 телевизионных камер.
«Обязательно показать реакцию зрителей. Из того огромного количества, которое давали мне все камеры, я выбирала, на мой взгляд, какие-то самые эмоциональные моменты», - говорит Калерия Кислова.
Её судьба похожа на сказку. Девочка из сибирского села всегда мечтала оказаться в Кремле. И по любви к телевидению бросила театр, главные роли, и долгие годы была кремлёвским режиссёром. Она и сегодня не может жить без работы. И ровно в 21 час для всех, кто делает программу «Время», её фирменная команда, словно гагаринское «Поехали!» - «Программа пошла!»
с легендарным режиссером советского и российского телевидения, заслуженным деятелем искусств, лауреатом Госпремии СССР Калерией Кисловой.
- Калерия Венедиктовна, вы окончили ГИТИС. Не жалеете, что не сделали карьеру актрисы?
В моей жизни вообще происходило много таких событий, когда что-то решишь временно, а это остается на всю жизнь. Именно так и произошло с театром. Я работала в театре, а мой муж работал в Австрии, потом в Германии. Я никак не соглашалась ехать с ним, потому что не могла бросить театр. Но потом все же надо было поехать, и я поехала. Без работы я там не могла жить, как бы там не было хорошо. Там я прожила почти 1,5 года, и когда мне стало просто невмоготу, и у мужа там закончилась командировка, мы поехали в Москву. Позже я вернулась к себе в Новосибирск. Наверное, от того, что оторвалась от театра за эти 1,5 года, то смотрела на него уже другими глазами. Когда я увидела, как они там друг на друга наговаривают, сплетничают... Это неискреннее общение бросилось в глаза мне, когда я взглянула на все это со стороны.
Я играла много. У меня хорошая память, и я запоминала роль с первого раза. Когда нужно было заменить актрису, даже в другом театре, то это приходилось делать мне. В Новосибирске я работала в театре "Красный факел", это некий сибирский МХАТ. Так как после моего возвращения посреди сезона на работу меня в штат взять не могли, то предложили работать на условиях разовой оплаты и обещали взять в штат с начала сезона. Пообещав подумать, я вышла из театра. Шла по городу и встретила своего знакомого, который раньше работал в нашем театре режиссером. Его назначили главным режиссером на местном телевидении. Он предложил мне поработать у них. Вечером мы встретились и все обсудили. А на следующий день я поехала посмотреть телестудию.
- Что вас привлекло в работе на телевидении?
Меня повели в аппаратную и тогда я увидела что-то космическое: множество кнопок и мониторов. Это была любовь с первого взгляда. Эту любовь я пронесла через всю жизнь. Меня взяли и обещали научить всему. Меня настолько все это захватило, заворожило. Дома я на большом ватмане нарисовала кнопки, пульт, микшеры и представляла себе, как я переключаю и руковожу процессом. Проработала я там всего год, но меня там помнят многие. Зимой следующего года, я полетела в командировку в Москву на День города, где мы должны были вещать весь день. Мы привезли с собой спектакли, общественно-политическую программу, причем все живьем. Артисты приехали с нами, оформление и другие программы тоже. Съемочную группу представляла я одна.
Больше всего я люблю прямой живой эфир, причем работать без ассистентов, все делаю сама. Когда я сажусь за пульт, я уже никого не вижу и не слышу. Я весь день без перерыва работала за пультом, начиная с 14 часов дня до часу ночи, бегала из аппаратной в аппаратную. Нас курировала молодежная редакция ЦТ, и ее главный редактор Валентина Федотова смотрела на все это как на цирк какой-то, смотрела на меня как зачарованная. Она была удивлена тем, что всем этим процессом управляет один человек. И она решила меня пригласить работать к себе. Она предложила мне в свой отпуск поработать у них, и я с удовольствием согласилась. Я 1,5 года проработала там бесплатно, потому что у меня не было московской прописки. Начинала я в Москве с молодежных программ, причем делала все, от чего отказывались другие - когда "горела" программа, меленький срок, не готово оформление и т.д. Я бралась за все. Были у меня массовые передачи, даже помогала готовить КВН. У них был "Выездной конкурс", и тогда меня судьба свела с командой Азербайджана. Согласно их задумке, в ресторане "Баку" в Москве, артисты "Кабачка - 13 стульев" одевались в национальные костюмы и под фонограмму азербайджанских певцов они танцевали и пели. Аросева меня очень удивила - она входила и так артикулировала своим речевым аппаратом, что было ощущение того, что поет действительно она.
Это была моя первая встреча с Азербайджаном.
Потом я стала работать в программе "Время", ее редактор Юрий Летунов - очень интересный человек. Он очень долго уговаривал меня перейти к ним. А мне было интересно в "молодежке". А тут неизвестный коллектив. И вот после долгих уговоров он замолчал. Где-нибудь увидит меня, поговорит, спросит обо всем, но больше не затрагивает тему перехода в программу "Время". Тут уже во мне взыграло, видимо, что-то женское: "Значит, я не нужна?".
Однажды я отсутствовала на работе весь день, мне надо было перевести ребенка из одного детского сада в другой. Прихожу на работу, и мне сказали, что Летунов срочно меня ищет. Я ему позвонила, он вызвал меня к себе. Я пришла, и он уже меня не отпустил. Вот так я перешла в программу "Время". И я ни разу не пожалела, что ушла из "молодежки" в информацию, так же как и не жалела о том, что ушла из театра. Поначалу я считала, что это неинтересно, но оказалось наоборот. Я снимала все официальные визиты в Москву, съезды, военные парады, снимала Олимпиаду в Москве в 1980 году. Я знала каждую из 46 установленных камер. Я работала больше года на репетициях, знала наизусть все. Очень были удивлены иностранцы, которые брали у нас всю картинку. Сейчас возросли технические возможности, в 1980 году этого не было, нам не разрешили вертолет, потому что присутствовало все руководство Советского Союза.
Через какое-то время я получила Госпремию, довольно быстро стала главным режиссером редакции информации. Кроме того, я постоянно стала работать с Леонидом Брежневым.
- Под вашим руководством велись трансляции серьезных мероприятий. Случались ли казусы?
Казусов не было. Наверное, потому что не было таких серьезных ошибок. И поэтому я так долго продержалась на своем месте. Менялись главные редакторы, председатели, даже руководители государства, поменялась сама страна, притом, что каждый новый генсек, приходя на место, менял всех, начиная с охраны. Так было принято. Но меня это не коснулось. Я записывала отречение Михаила Горбачева, работала с Борисом Ельциным, успела поработать с Владимиром Путиным.
- Что было для вас сложным при работе с первыми лицами государства?
Осложнений особых при работе с первыми лицами страны не было. Были, конечно, но незначительные. Отношения со всеми были очень хорошие. Несмотря на то, что в жизни я человек застенчивый, но в работе я смелая, и не терялась ни перед кем. Например, у Андропова я спросила, почему он не любит видеосъемку, а предпочитает фотографию. Он отвечал, что общество перекормили съемками с Брежневым. Конечно, с кем-то было труднее, с кем-то легче работать.
- По долгу службы вам не раз приходилось бывать в Азербайджане. Чем для вас является Азербайджан?
Впервые в Баку я приехала 3 сентября 1978 года. На тот момент я взяла отпуск. Меня часто дергали во время отдыха. Когда нужно было срочно ехать куда-то с Брежневым, я быстро собиралась и уезжала. Уходя с работы, я обязана была оставить свои координаты, телефон и т.д. Я решила взять отпуск в сентябре, чтобы отвести сына в первый класс. 1 сентября я была на празднике сына, а вечером мне позвонили и сказали, что я должна слетать с Брежневым на три дня в Азербайджан.
И вот, 3 сентября утром мы прилетели в Баку. Нас встретил Эльшад Гулиев, тогда он был зампредом АзТВ, он привез нас в гостиницу "Интурист". Я поехала посмотреть Дворец Гейдара Алиева, который тогда носил имя В.Ленина. Поехали во Дворец Ленина, где я увидела, что камеры стоят не так, как мне нужно, и я их переставила. Потом мы поехали к председателю КГБ В.С.Красильникову, его заместителем был З.М.Юсифзаде. Я попросила соответствующий пропуск, автомобиль и человека из их конторы, который будет мне помогать. Они выполнили все мои просьбы. До сих пор мы с З.Юсифзаде поддерживаем связь, дружим много лет. После этого я вернулась в гостиницу и вечером мы с группой пошли в ресторан. Там ко мне подходит человек и говорит, что меня просят к телефону. Э.Гулиев мне по телефону говорит, что нужно быть внизу, чтобы съездить кое-куда. В намеченное время мы встретились с ним и поехали во Дворец Ленина. Там было много народу - Гейдар Алиев встречался со всей прессой, которые будут освещать мероприятие. Я там была единственная женщина, да еще и в белом пиджаке. Ровно в полночь вошло все руководство республики и города во главе с Гейдаром Алиевичем.
- И именно там вы лично познакомились с Гейдаром Алиевым.
Да. Гейдар Алиев подошел ко мне и говорит: "Калерия, давайте будем знакомиться". И тут же задал мне вопрос: "Зачем вы переставили камеры?". Честно говоря, я была просто ошарашена. Ни один человек такого положения мне никогда не задавал подобных вопросов. Я объяснила, что это связано с тем, что будет выступать Л.Брежнев, а из-за некоторых особенностей его лица мы его анфас не снимаем. Он согласился. И потом он попросил мне показать, что снимает каждая камера. Мы вместе просмотрели. Потом он спросил, успела ли я увидеть город, и сказал, что обязательно должна это сделать, так как город очень красивый. Он вообще всегда с такой любовью говорил об Азербайджане и Баку. Всегда говорил с таким настроем, когда слова даже не нужны, а все понятно по его выражению лица, эмоциям.
Гейдар Алиев объездил с нами маршрут всей программы пребывания Брежнева в Баку и внимательно отслеживал то, как мы расставляем камеры. Это меня поразило в нем. Г.Алиев договорился с нашим руководством о том, что наша группа остается в Баку до приезда Брежнева. За время пребывания в Баку я делала сюжеты о бакинских заводах, нефтяниках, сельском хозяйстве, совершила ознакомительные поездки в регионы Азербайджана.
Вообще тот отпуск был самый интересный в моей жизни. Мне создали отличные условия, были внимательны к нам. Это было удивительно. Вообще Баку я считаю своей второй родиной, потому что отсчет от сентября 1978 года в моей трудовой деятельности совершенно изменил мою жизнь.
Допуск к таким людям, как Г.Алиев, у меня начался именно после визита в Баку. Г.Алиев знал на местном телевидении всех лично, он знал всех журналистов Азербайджана. Он просто не мог иначе.
С Брежневым лично я не встречалась, просто делала свою работу и уходила. Меня с ним познакомил Г.Алиев. Во время нашего пребывания в Баку во время торжественного ужина Г.Алиев представил меня Брежневу, назвав меня "Мисс телевидение", и Леонид Ильич тогда решил, что я возглавляю азербайджанское телевидение. И когда Брежнев потом понял, что я из Москвы, и что "та самая Кислова" - это я, он очень удивился. Он сказал, что не такой меня представлял.
Кстати, вам довелось лично знать не только Гейдара Алиевича, но и его супругу. Расскажите, пожалуйста, об этом знакомстве.
С Зарифой Алиевой я познакомилась в Казахстане на загородной даче члена Политбюро, первого секретаря ЦК Компартии Казахской ССР Динмухамеда Кунаева. Она очень ласково и тепло восприняла меня, с первой нашей встречи она расположила меня к себе. Это было первое знакомство, которое сохранилось на всю жизнь. Мы вообще много раз с ней встречались, и она была для меня образцом умной, тонкой и мудрой женщины. За месяц до ее ухода из жизни в Большом театре был вечер, посвященный Женскому дню, Гейдар Алиевич выступал с большим докладом. А все его выступления, где бы они не были, показывала только я. Я пришла в зал и следила за обстановкой. Ко мне подошел человек и попросил, чтобы я подошла к Зарифе Азизовне. Мы остались с ней вдвоем, и это была наша последняя встреча. До сих пор с огромным сожалением воспринимаю ее безвременный уход, который лишил всех нас общения с таким чутким и приятным человеком. Эта некая мягкость, женственность, скромность, приветливость, исходившая от нее, привлекала окружающих в ней. Я снимала весь процесс ее похорон.
Неподдельная скорбь на лицах людей, пришедших проститься ней, не была постановочной съемкой, все были крайне опечалены.
В период с 1985 года Раиса Горбачева устраивала так называемые девичники в доме приемов на Ленинских горах, где собиралась жены членов Политбюро и членов КПСС. Безграничное обаяние, ласка, доброта, общительность, присущее З.Алиевой, само собой привлекали всех присутствующих вокруг людей. И ей всегда было крайне неловко на этих мероприятиях, потому что все присутствующие собирались вокруг нее и общались с ней, несмотря на то, что хозяйкой этих вечеров была Раиса Горбачева. К Зарифе Алиевой тянуло всех.
Вообще, у меня было много встреч с разными людьми. Но с Гейдаром Алиевым у нас завязались не просто деловые, а чисто человеческие отношения. Он приглашал меня в Азербайджан на отдых. И, начиная, с 1982 года, все отпуска я проводила в Загульбе, на даче №2. Я приезжала сюда с сыном, так что мой сын рос здесь. И когда он приезжал в Москву из Баку, у него даже появлялся акцент, он приходил в школу, это замечали окружающие.
Зимой 1982 года Г.Алиева на одной из встреч с ведущими архитекторами попросили рассказать об Азербайджане. И он поднялся на трибуну, выступил без подготовленной заранее речи. Это была такая "бомба" для наших, потому что никто не видел, чтобы руководитель республики без бумажки выступал в течение часа с лишним. Он рассказывал о своей республике в цифрах, охватив все сферы. Я все это снимала.
В 1982 году умер Л.Брежнев, все приехали на похороны. А после похорон Г.Алиев был избран членом Политбюро и первым заместителем председателя Совета министров СССР. Я во всех его поездках сопровождала его.
В этой связи хотела отметить, что Г.Алиев был одним из тех, кто первым внедрил в практику активную работу с журналистами - на всех мероприятиях, проводимых с его участием, журналисты имели прямой доступ к нему и освещали все его незапланированные выходы к народу. В период перестройки и демократии первенство в применении этой практики приписывали Горбачеву и Ельцину, якобы они организовывали незапланированные посещения поликлиник, магазинов, проезд в общественном транспорте. Но во время таких "незапланированных" посещений рядом каким-то чудом оказывались работники телевидения. Выходит, будто в каждой поликлинике или магазине заранее стояла камера. Как профессионал, могу заявить, что это невозможно. Так что все это смахивало на популизм, как со стороны Горбачева, так и со стороны Ельцина.
В конце 70-х годов практика незапланированного выхода к народу осуществилась в Азербайджане Г.Алиевым. Впоследствии, после 1982 года в СССР, в них я постоянно принимала участие. Сохранились даже кадры хроники, где охрана с большим трудом сажает Гейдара Алиевича в машину.
Он с особой заботой и вниманием относился к журналистам. Однажды мне пришлось его поправить. Хотя он прекрасно владел русским языком, в отличие от многих русских. Но иногда бывало так, что он неправильно ставил ударение. Так, он, читая текст на записи, сказал "досуг" с ударением на первом слоге. Я его исправила. И он даже поблагодарил меня за то, что я его исправила. А у него был большой раздел в речи, касающийся молодежи, и это слово встречалось не раз. И когда он выступал, он все сказал абсолютно правильно и ни разу не ошибся.
Однажды у меня произошла такая история: сыну было 14 лет и у него случился приступ аппендицита, его увезли в институт Склифосовского, где ему положили лед на живот, и когда к вечеру боль утихла, ему сказали, что он симулирует, и отпустили домой. А на второй день, когда у меня были съемки очередного мероприятия в Кремле, у него лопнул аппендикс. Он находился без сознания, его друзья вызвали скорую помощь и его увезли в больницу. Когда я приехала в больницу, сын уже лежал на операционном столе, операция длилась 5 часов. Врач мне сказал, что с таким диагнозом не живут, но в силу молодого организма все может кончиться хорошо. Затем сказали, что сын должен находиться в реанимации несколько дней, и когда он придет в себя, тоже неизвестно.
Вечером мы говорили с Сашей Ивановым, начальником личной охраны Гейдара Алиева (9-ое Управление КГБ СССР) по работе, и в разговоре я ему рассказала о своей беде. На следующий день об этом уже знал Гейдар Алиевич. Если человек из его близкого окружения мог вот так запросто обсудить с ним личные вопросы, значит, это было заведено самим Г.Алиевым. Он поручил, чтобы ему в приемную докладывали о состоянии здоровья моего сына несколько раз в день. Я до сих пор удивляюсь, как они нашли сына. Ведь я никому не говорила, в какой больнице он лежит, к тому же у нас с ним разные фамилии. Проходит год-два, заболеваю я. Лежу с температурой 40 несколько дней подряд, температура не падает. Меня лечили врачи из поликлиники. Разговаривая со мной по телефону по служебным вопросам, Г.Алиев и спросил, почему у меня такой голос. Узнав о моем состоянии, он прислал ко мне Льва Кумачева, личного врача Г.Алиева. Кумачев вылечил меня за три дня. А у меня впереди Всемирный молодежный фестиваль. Когда я вышла на работу, все обрадовались, потому что беспокоились о том, как быть с мероприятием в мое отсутствие.
Еще случай, характеризующий Гейдара Алиевича. Однажды мне позвонили из Управления делами Совета министров СССР, и сказали, что мне выделена квартира. А квартира, в который я жила, была очень неудобная, располагалась на шумной и пыльной улице. А новая квартира располагалась возле Останкино, что было удобно для меня. Потом Кумачев мне по секрету рассказал о том, что когда он вернулся от меня, Алиев у него спросил, насколько все серьезно. Именно Кумачев рассказал Гейдару Алиевичу, в каких условиях я живу.
Так что я просто боготворила человека, который дал ускорение моей работе, спас моего ребенка, помог мне, когда я болела. Никогда и никто из всех представителей руководства, с которыми я работала, не сделал для меня так много, сколько сделал Г.Алиев. Это был необыкновенный человек, государственный деятель. Когда к власти пришел Горбачев, было видно, что это недальновидный политик. Чувство зависти к Алиеву руководило Горбачевым. Даже было впечатление, что он побаивался Г.Алиева. Горбачев понимал, что Алиев значительно сильнее него.
